Открытая книга

Юрий Павлович Казаков (1927-1982) - классик русской литературы XX века

8 августа исполнилось бы 90 лет Юрию Казакову

                                                                             «Душа моя бродит в потемках...»

Юрий Павлович Казаков. Великий мастер, чародей русского рассказа! Пожалуй, третий после Чехова и Бунина. Не в смысле по старшинству и значению - а в том смысле, что поставить его рядом можно только с ними.

И вот как это случилось? Арбатский мальчик, родившийся в 27-м году и не попавший на фронт потому, что в год Победы ему исполнилось 18 лет. Арбатский-то арбатский, родился и провел детство в самом центре Москвы, но родители-то - самые простые, из смоленских крестьян, в юности уехавшие в Москву в поисках заработка. Отец - типографский рабочий, мать служила нянькой в господских домах, потом работала медсестрой. Военное детство, отрочество... Поступил в строительный техникум, потом в Гнесинское музыкальное училище... Хотел играть на виолончели, но этому нужно учиться с детства, разрабатывая пальцы, поэтому перешел на контрабас. Успел поиграть в оркестре МАМТ им. Станиславского и Немировича-Данченко. А потом - новый кульбит судьбы: поступил в Литературный институт им. Горького с рассказом... из американской жизни про «обиженного полисмена». Потом, как гласит легенда, руководитель семинара Константин Паустовский дал студентам задание: написать рассказ о проводах на полустанке. И Казаков написал «На полустанке». О том, как девушка провожает парня в столицу. И это был сразу гениальный рассказ. Он возглавляет любое «избранное» Юрия Казакова.

Судьба этого писателя - лучшее доказательство тому, что рождение гения - чудо, но и одновременно какая-то «химия» из очень разнородных «элементов». Среди «элементов», создавших Казакова, были и судьбы родителей, и детство, проведенное на крышах, где тушили зажигательные бомбы, и послевоенная «оттепель», и случайное вроде бы увлечение музыкой, и Литературный институт с Паустовским... А потом в состав «химии» вошел Иван Бунин, 9-томник которого с трудом пробил Александр Твардовский - тоже из смоленских крестьян. Пробил, может быть, потому, что Бунин был единственным из великих эмигрантов, кто пришел в восторг от его «Василия Теркина».

Казаков не подражал Бунину, как иногда говорят. Он был буквально инфицирован его стилем, как «высокой болезнью», и, на мой взгляд, затем преодолевал это мощное влияние в своей прозе. Географией этого преодоления стал русский Север, в который Казаков влюбился после первой же поездки, заболев «проклятым Севером» на всю оставшуюся жизнь. Но и свою дань Бунину он все же хотел отдать. Задумал книгу о нем. Во Франции встречался с Борисом Зайцевым и Георгием Адамовичем, знавшими Бунина лично. Они, в свою очередь, высоко оценили его прозу.

Так в Юрии Казакове сплелись русская эмиграция и советская проза. Случилось то, что на самом деле неизбежно должно было произойти. Просто выбор судьбы пал на него.

Но настоящее чудо казаковской прозы в ее неповторимой интонации. Не в емких, порой жестких бунинских деталях, а именно в интонации. Это каким-то непостижимым образом чувствуется уже в названиях его рассказов: «На полустанке», «Тэдди», «Никишкины тайны», «Трали-вали», «Долгие крики»... Друг Казакова Евгений Евтушенко посвятил ему стихотворение с тем же названием - «Долгие крики». «Дремлет избушка на том берегу. // Лошадь белеет на темном лугу. // Криком кричу и стреляю, стреляю, // а разбудить никого не могу». И вот здесь что-то схвачено от волшебной интонации Юрия Казакова. «Хоть им выстрелы ветер донес, // хоть бы услышал какой-нибудь пес». Вот это, да, казаковское!

В этом году исполняется еще и сорок лет, как Юрий Казаков написал рассказ «Во сне ты горько плакал»(1977), посвященный самоубийству другого его друга - поэта и прозаика Дмитрия Голубкова. Они были соседями по Абрамцеву, где Казаков в конце жизни купил себе дом и где провел тяжелые, затворнические последние годы, скончавшись в 1982 году. Об этих годах лучше не говорить. А вот рассказ «Во сне ты горько плакал» нужно в обязательном порядке по строчкам, по буквам изучать начинающим писателям, чтобы понять, что значит в прозе интонация - не меньше, чем в поэзии.

«Был один из тех летних теплых дней...» «Он застрелился поздней осенью, когда выпал первый снег...» «Душа моя бродит в потемках...» Вот это и есть Юрий Казаков - с его «музыкой», с его удивительной «нотной грамотой», которую нужно преподавать на всех факультетах «писательского мастерства».

Писатель Георгий Семенов, друживший с Казаковым, вспоминал, что незадолго до смерти Казаков задумал произведение, которое хотел назвать «Послушай, не идет ли дождь?» Произведения этого нет, но, согласитесь, одним названием сколько всего сказано! И это тоже чудо под названием Юрий Казаков!

Текст: Павел Басинский. Российская газета - №7340 (174).

Чувство писательского братства, и человеческого братства вообще, было развито в Казакове, как ни в каком другом русском литераторе. Никто, как он, не умел так вдохновить, поддержать и утешить. И это не были только слова. Он спас Евгения Евтушенко, когда после хрущевских оскорбительных разносов поэт чуть было не наложил на себя руки. Казаков взял его в охапку и увез в Вологду, где в глухих лесах Евгений Александрович вновь обрел душевное равновесие.

В трудные минуты Казаков поддержал Иосифа Бродского, Беллу Ахмадуллину, Андрея Вознесенского, Василия Аксенова, Глеба Горышина, Василия Солоухина, Юрия Трифонова - уже по одним этим именам видно, как чужд был Казаков всякой клановости в литературе. Он помог войти в литературу таким великолепным прозаикам, как Виктор Лихоносов и Георгий Семенов. Казаков до конца был самым верным другом Виктора Конецкого. Именно Конецкому Юрий Павлович написал свое последнее письмо из госпиталя 21 ноября 1982 года. В том письме есть слова, которые сегодня звучат еще пронзительнее, чем звучали 35 лет назад: "Время нынче очень уж серьезное, и надо бы нам всем, хоть напоследок, нравственно обняться".

Текст: Дмитрий Шеваров Родина - №817 (8)

Бóльшая часть рассказов Казакова – без всяких преувеличений – шедевры русской словесности. По-другому нельзя назвать такие вещи, как «На полустанке», «Некрасивая», «Странник», «Арктур – гончий пес», «Трали-вали», «Запах хлеба», «Вон бежит собака!», «Осень в дубовых лесах», «Адам и Ева», «Плачу и рыдаю», «Проклятый Север», «Свечечка», «Во сне ты горько плакал»

Новеллистика Юрия Казакова обладает волшебными свойствами. Вы либо поддадитесь ее чарам и будете навсегда поклонником этого уникального писателя, либо останетесь равнодушными, не понимая к чему все это множество слов об обычных вещах. Для своих рассказов Юрий Павлович выбирал самые обыденные ситуации и самых обычных людей. И тут начинается загадка творчества Казакова, волшебство его мира. Лучшие рассказы Казакова были переведены на основные языки Европы, в Италии ему была присуждена Дантовская премия (1970). Гонорар от перевода трилогии А. К. Нурпеисова «Кровь и пот» позволил Казакову приобрести дачу в Абрамцеве, ставшую его постоянным домом. В 1969 году выходит сборник рассказов «Осень в дубовых лесах», в 1970-е — знаменитые рассказы «Свечечка» и «Во сне ты горько плакал», построенные в качестве лирического монолога отца, обращённого к маленькому сынишке.

В рассказе «Во сне ты горько плакал» повествователя прежде всего волнует внутренняя, душевная жизнь мальчика. Точнее — отец видит, что ребёнок внутренне сосредоточен, что у него в душе идёт какая-то таинственная работа. И отец всё время хочет постигнуть, о чём же думает ребёнок, что он знает: «Уж не знаешь ли ты что-то такое, что гораздо важнее всех моих знаний и всего моего опыта?» Взрослый человек ищет ответ на вопрос: почему «и тысячи лет назад ощущалось загадочное превосходство детей? Что же возвышало их над нами? Невинность или некое высшее знание, пропадающее с возрастом?» В сущности, это поиск объяснения того, что было описано в рассказе «Свечечка», — феномена святости, гармонии и чистоты ребёнка.

Ю.П. Казаков в рассказе «Голубое и зеленое» выступает как мастер создания городского пейзажа. Герои произведения знакомятся «на дне глубокого двора». «Как много окон в этом квадратном темном дворе: есть окна голубые, и зеленые, и розовые, и просто белые», — пишет автор. Под влиянием романтической встречи герой-рассказчик начинает смотреть на мир поэтическим взглядом. Романтический облик героини передают лишь две художественные детали: глубокий грудной голос и нежная маленькая рука.

Рассказ «Вон бежит собака» - один из самых пронзительных и тонких его новелл о человеческом счастье и одиночестве. Ты с самых первых строк погружаешься в атмосферу языка писателя, его точных фраз, метких метафор и очень точных описаний. Благодаря этому читатель словно присутствует лично в истории. Даже становится неловко подглядывать за интимными переживаниями героев. Встречаются эти два человека, ищущие счастья на ночной дороге. Крымов настолько привык к своему одиночеству, что не видит и не чувствует страданий другого человека. Казаков своей героине глубоко сострадает. Крымова же он не только изображает, но и изнутри понимает его как близкого по душе, разделяя с ним и буйную радость охотника и страстную, уже напрасную досаду, вслед этой одержимости пришедшую. Разница между философией личности, поэтикой слова и напряжением психологизма этих рассказов резка, что не снимает темы их сближающей — темы несогласия человека с судьбой, темы глухоты к голосу ближнего, темы непонимания движения другой души. Отсюда и такая удивительная по силе изображения концовка. Пришедшее к Крымову понимание того, что он сделал, вернее - чего не сделал, что не распознал по своей внутренней привычке к одиночеству. «— Что это было с ней? — пробормотал он и вдруг затаил дыхание. Лицо и грудь покрылись колючим жаром. Ему стало душно и мерзко, острая тоска схватила его за сердце. — Ай-яй-яй! — пробормотал он, тягуче сплевывая. — Ай-яй-яй! Как же это, а? Ну и сволочь же я, ай-яй-яй! А? — Что-то большое, красивое, печальное стояло над ним, над полями и рекой, что-то прекрасное, но уже отрешенное, и оно сострадало ему и жалело его. — Ах да и подонок же я! — бормотал Крымов, часто дыша, и вытирался рукавом. — Ай-яй-яй!.. — И больно бил себя кулаком по коленке».

В этом гениальность приема Казакова - показать драму не через внешние обстоятельства, а через внутренний катарсис, осознание своей черствости, душевной глухоты.

Игорь Попов (С)